Чумы на бугре казались девочке парусниками. На одном плыл Тэбко, за ним ее подруга Учкалы, потом Сероко и Есямэта. Хосейкино место — в самом хвосте, чум его стоял дальше всех.
Налетевший ветер зарябил воду. Надулись, захлопали тяжелыми полостями нюки.
Нярвей не сумела сдержать вздоха. Зачем она себя обманывала, придумывала эту игру? Нет никакого моря. Перед чумом ровная тундра, с озерами, ручьями и рекой. Разыгрался холодный ветер с дождем. По воде заходили высокие волны с белыми барашками.
— Пиши ровней! — сказала для острастки брату Нярвей и начала резать ветки яры.
…Проснулась Нярвей сразу. В чуме посветлело. По оленьим шкурам разбросаны кружками солнечные пятна.
— Солнце приехало! — радостно закричала Нярвей и принялась тормошить Маата. — Вставай скорей, соня, посмотри — солнце!
Девочка, выглянув из чума, с трудом узнала сверкающую тундру. Вода сошла. До самой линии горизонта, насколько хватало глаз, блестела зеленая трава, зеленые мшистые и красные камни. На озерах вода сверкала от солнечных лучей.
Нярвей поздно услышала свистящий звук летящей веревки. Она не успела увернуться от тынзея.
— Маат! — строго закричала на брата Нярвей. Но это не подействовало.
Брат сильно дернул за веревку, затягивая петлю. Девочка упала и развеселилась. Нельзя обижаться на брата. Варка каждый день тренировался, пока научился метко бросать тынзей на оленей. Придет время, и Маату тоже придется помогать отцу в стаде.
А сейчас он кидал свой тынзей на воткнутые в землю рога оленей, на бегущих собак и, конечно, на нее!
— Поймал! Я хорошо бросаю! — похвалился мальчик и начал собирать веревку.
Почти одновременно в разных местах раздались глухие выстрелы. А через минуту почти над самой головой девочки пронеслась большая стая уток.
Маат кинулся в чум за ружьем. Зацепился ногой за несвернутый тынзей и упал.
— Худая башка! — обругала брата девочка.
— Тебе бы так! — захныкал Маат.
Нярвей стало стыдно, что она обидела младшего брата. Она осталась в доме за мать, и надо быть ласковее.
— Зачем ты плачешь, дурачок? — она обняла брата. — Убьешь еще утку!
К чуму вышел Тэбко, хлопая высокими резиновыми сапогами. На плече у него висела двустволка. В руке он держал белую куропатку.
Маат забыл о падении. Рукой вытер слезы. Последний раз шмыгнул носом и побежал к охотнику.
— Одну убил?
— Одну.
— Петушки без курочек не пасутся! — сказала девочка и в упор посмотрела на Тэбко. — Я слышала два выстрела. — Ей не нравилось, когда Тэбко начинал хвалиться.
— Я не мазал! — обиделся Тэбко и отвернулся от девочки. — Сказал, один раз стрелял — значит, один раз!
— Хосейка тоже любит похвалиться. Ты похож на него!
Тэбко сдернул с головы девочки платок с цветами.
— Маат, подкинь платок! — сказал он. — Пусть потом Нярвей штопает дырки. Она хорошая мастерица. Быстро все зашьет.
Мальчик растерянно смотрел на сестру, не зная, что ему делать. Он боялся ослушаться Тэбко и жалел новый платок сестры.
— Маат, кидай! — разрешила Нярвей. Она сорвала с плеча Тэбко двустволку. — А потом я расколочу твою башку. Думаешь, я хуже стреляю?
— Ты опоганила ружье, прикоснулась! — испуганно закричал Тэбко. — Не будет мне теперь удачи в охоте. — Он размахнулся и кинул в девочку куропатку.
— Не знала я, что ты, Тэбко, старик. Веришь в глупые приметы, — засмеялась Нярвей. — Точно, тебе не будет удачи в охоте. Твоя слава ко мне перейдет. Могу с тобой поспорить. Я больше тебя убью куропаток. Ты хороший охотник, а убил одного петушка. Сколько раз сегодня промазал? Молчишь? Выходи завтра на охоту!
Тэбко покраснел. Угрюмо смотрел на рыжую девчонку, с которой зря связался. Она опоганила ему ружье, посмеялась над ним.
— Боишься меня?
— А чего мне тебя бояться! Я больше куропаток принесу.
— Посмотрим!
— Тарем, тарем, — согласился мальчишка. — Ладно, хорошо!
Куда ей с ним тягаться, когда у него есть двустволка! Какая ушастая! Как заяц, далеко слышит. Сосчитала, сколько раз он стрелял! Ну промазал, а ей какое дело? Патроны у нее не просил!
Тэбко развернулся и быстро зашагал к своему чуму.
— Петушка забыл, Тэбко!
— Оставь себе, завтра все равно ничего не добудешь!
Нярвей не на шутку разозлилась на Тэбко. «Хвастун несчастный!» Она быстро развесила на шестах мокрую одежду отца и брата. Решила зайти к Учкалы. Надо обязательно с ней все обсудить. «Давно Тэбко задается. Надо доказать, что девчонки не хуже их. Умеют стрелять, ловить рыбу, ездить на оленях!»
Учкалы обрадовалась приходу Нярвей.
— Садись со мной чай пить.
— Некогда. Надо Маату дать кушать.
— Есть захочет, сам возьмет.
— Ты права. Налей чаю. Завтра мне идти на охоту. Я с Тэбко поспорила. Должна больше него принести куропаток.
— Думаешь, убьешь?
— Должна. Пусть не думает, что девчонки не умеют охотиться.
Нярвей осторожно налила крепкий чай в блюдце и, неторопливо дуя на кипяток, сделала маленький глоток.
— Приходи, пойдем вместе на охоту.
— Нярвей, у меня нет ружья!
— Я тоже без ружья пойду! — сказала девочка и засмеялась. Обняла подругу и зашептала ей на ухо. — Поняла? Варка научил меня так охотиться. Хочешь пойти со мной?
— Хорошо, — согласилась Учкалы, сразу оживляясь. Ей, как и Нярвей, давно хотелось проучить Тэбко.
Рано утром подруги ушли в тундру. Морозило. В лужицах похрустывал ледок. Меховая одежда надежно защищала девочек от холодного ветра, который старательно прощупывал каждый шов и каждый стежок иголки, стараясь отыскать самую маленькую дырочку.