— Зайца! — соврал Хосейка, чтобы не подзадоривать охотников.
— Лисенок убежал со зверофермы! — крикнула Нярвей, успевшая переписать за учительницей все примеры. — Нашел кого спрашивать. Хосейка зайца примет за оленя, а оленя пуще медведя боится. Мы с Учкалы видели лисенка!
— Лисенок черный! — охотно объяснила Учкалы, стараясь поддержать подругу.
Едва прозвенел звонок, ученики вылетели на улицу и бросились догонять собак.
— Хосейка, подожди! — жалобно кричал Есямэта. — Подожди! Ты ружье обещал отдать.
Но Хосейке было не до толстяка. Тэбко и ушастый Сероко бежали к своим чумам за ружьями.
— Хосейка, я тебе еще патронов дам!
Пришлось Хосейке дожидаться запыхавшегося толстяка.
Есямэта рукой вытер мокрый, потный лоб.
— Отдай ружье.
— Со зверофермы никто не убегал, — сказал спокойно Хосейка. — Мать мне бы сказала. Она работает на звероферме. Ты ведь знаешь. Идем, заберешь свою одностволку.
— Думаешь, Нярвей наврала?
— А ты не догадался?
— Все равно отдавай мне ружье! — Есямэта крепко ухватил Хосейку за полу малицы. — Обещал — так отдавай. Идем в чум.
— Отпусти. Я не убегу, — сказал Хосейка, поворачивая голову на лай собак. — Хочешь, я скажу тебе правду?
— Говори.
— Собаки черную лисицу гоняют, — зашептал Хосейка на ухо толстяку. — Помнишь, я тебе говорил, когда ружье просил? Я ее выследил.
— Если убьешь лисицу, шкура нам на двоих, — быстро сказал Есямэта, опуская руку в карман. — Ты вправду видел черную лисицу?
— Зачем мне врать?
— Кто тебя знает? Ты говорил, что рыбу к нартам привязывал.
— Поймал и не мог вытащить из воды.
— А не врешь?
Хосейка развернулся, чтобы ударить толстяка в нос за оскорбление, но громкий лай стаи удержал его.
— Тэбко убьет лисицу. Давай патроны!
— Убьешь — лисица на двоих!
— На двоих! — Хосейка схватил два медных патрона и побежал. Некогда ему спорить с толстяком.
Есямэта уселся на круглом мшистом камне и стал думать. «Хорошо, что я дал Хосейке патроны. Если убьет он черную лисицу, — будет на двоих. Надо слушать, когда начнут стрелять. Два раза подряд может садануть Тэбко из своей двустволки. Сероко пальнет один раз. Заряды у него слабые, не громче, чем хлопок ладони по комару. Если выстрелит Хосейка, тоже ясно: он пороху насыпает больше мерки!»
Есямэта был в нерешительности. Бежать к реке не имело смысла: собаки лаяли взахлеб недалеко за интернатом. Наверное, ему лучше не бегать по кругу, а сидеть на камне и ждать, что произойдет. Вскоре Есямэта заметил Хосейкину собаку.
— Лапа, Лапа! — ласково поманил он к себе собаку.
Но лайка не обратила на толстяка никакого внимания. Припадая на отбитую правую лапу, она хромала, иногда останавливалась и нюхала землю.
Лапа выглядела совершенно спокойной, и это удивило Есямэту. Не так вела себя собака, когда чувствовала зверя.
«Лапа умная собака», — подумал толстяк, проникаясь к ней уважением. Поднялся с камня и пошел за лайкой. Его вполне устраивало, что она медленно двигалась и не надо было за ней бежать.
Лапа дошла до разваленной поленницы дров и сразу изменилась: на загривке поднялась торчком шерсть, уши затвердели. Изменились даже шаги. Лайка суетливо прыгала, скуля и гавкая от возбуждения.
Добежав до угла интерната, Лапа вдруг развернулась и двинулась к своему чуму.
«Бестолковая собака, — подумал Есямэта. — Зачем Хосейка ее кормит? Стая гонит черную лисицу, а она соскучилась по мясу. В чум бежит!» Он схватил полено и со злостью кинул в собаку. Хотя полено не попало в Лапу, она взвизгнула и убежала.
«Убьет Тэбко черную лисицу, — подумал Есямэта и тяжело вздохнул, жалея себя. — Надо догнать Хосейку и забрать у него одностволку. Как мы разделим лисицу? Ни один охотник не приносил с охоты один хвост. Шкурку надо сдавать целиком!»
Собаки перестали надрывно лаять. В стойбище наступила удивительная тишина. Есямэта остановился и стал прислушиваться. По голосам хотел узнать, где бегают ребята.
В тундре обычно негде спрятаться. На ровном месте человека, оленя, зверей видно издалека.
Раздался дуплет. Есямэта завертел головой. Чуткие ноздри сразу поймали запах сгоревшего пороха.
«Тэбко стрелял! — подумал он уверенно. — Неужели убил черную лисицу?» Толстяк быстро побежал к берегу реки.
Собаки после второго выстрела снова громко залаяли. Стая сорвалась с места и мчалась вверх по течению.
Есямэту обогнала Лапа. Она бежала, наклонив круглую голову к самой земле, схватывая все запахи.
«Бестолковая собака, — снова подумал толстяк. — Теперь бежит в другую сторону. Не научилась следы читать!» Собачий лай затих где-то далеко за рекой. «Хосейка не охотник, — подумал с облегчением Есямэта. — Не знал, где выбрать место. Надо правильно стать во время гона. Тэбко настоящий охотник, Сероко тоже охотник. Надо мне с ними договориться. Почему я об этом не подумал? Связался с Хосейкой. Вот дурак! Втроем мы бы давно уже убили лисицу. Заберу ружье у Хосейки и договорюсь с ребятами. Еще не поздно!»
И снова наступила удивительная тишина. Иногда над чумами низко проносились крикливые крачки и утки, с озер неслись встревоженные голоса селезней, гагар и чирков.
Новый выстрел раздался совсем рядом. Есямэта кубарем скатился к реке. Он растерянно шарил глазами по берегу, стараясь отыскать охотника и убитую лисицу.
Около большого камня стоял Сероко и продувал ствол ружья. Не обращая внимания на Есямэту, он вставил новый патрон.