Замарайка - Страница 56

— Мария Ивановна! — передразнил Учкалы Хосейка. — Зачем мне ее каникулы? Гуси еще не табунятся, а она спешит! Думай, худая башка, думай! — Он снова хлопнул себя ладонью по лбу, но стихи не приходили.

Хосейка сел на камень и задумался. Надо ему разделаться с Нярвей, отлупить ее вместе с Учкалы. Пусть не бегают за ним! Помешали написать стихи о Ямале! Разве они понимают, как трудно найти нужные слова?!

— Хосейка! Где ты, Хосейка? — громко, озабоченно кричала Нярвей.

— Хосейка! Каникулы! Каникулы, Хосейка! — вторила ей без остановки Учкалы.

Но мальчик не отзывался. Он твердо знал, что девчонки не годились в товарищи. Их надо вздуть, чтобы они за ним не бегали. Ничего особенного не случилось. Обойдется он без каникул!

«Пускай ищут целую неделю, а я не буду отзываться!» — твердо решил Хосейка. Он удобнее устроился на камне. Подвернул пустой рукав под голову и закрыл глаза.

Девочки медленно приближались к озерам и все время кричали.

Скоро Хосейка пригрелся и заснул.

На спящего налетела Лапа. Она была вся в грязи, тяжело бежала, и от быстрого бега язык свисал изо рта. Она прыгнула на грудь хозяину и ткнулась открытой пастью прямо в лицо.

Хосейка был недоволен появлением Лапы. Она не дала ему досмотреть сон. Слова продолжали звучать в его ушах, выстраиваясь по порядку.

Оленьими стадами облака
Бредут по небосводу,
Гуси собрались в отлет,
Летят, махая родным просторам,
Твоим озерам, тебе, Ямал!

— Хосейка, вот ты где прячешься! — громко крикнула Нярвей и принялась изо всей силы бить кулаками по малице. — Я устала тебя искать. Лапу послала! Есямэта решил отомстить тебе за лисенка.

— Только за этим ты бежала?

— Я хотела тебе сказать.

— Пусть только попробует! — Хосейка крепко сжал кулаки.

— Есямэта подговорил Тэбко и Сероко. Втроем хотят тебя бить.

Но Хосейка не слушал девочку. Убежавшие строчки стихотворения замелькали перед ним. Они прибегали к нему во сне, но он их не запомнил.

Хосейка напряженно смотрел на камни и торопливо шептал, складывая слова:

Оленей быстро я запряг,
Вперед! На Север! Эй! Вперед!
Полозья свищут. Стонет лед.

— Хосейка, ты не слушаешь меня! — Нярвей дернула мальчика за рукав малицы. — Трое на тебя нападут: Есямэта, Сероко и Тэбко.

— Отстань! — нетерпеливо отмахнулся мальчик, крепко сжимая кулаки. Неизвестно, когда на него нападут ребята, но он готов сейчас разделаться с Нярвей. Пусть она не пристает к нему с глупостями. — Ямал, Ямал! Я повезу тебе привет, Ямал!

— Ты что, шаманишь? — испугалась Нярвей, отодвигаясь от Хосейки. Давно ей казалось, что он с чудинкой. Совсем не похож на знакомых ребят.

— Шаманю! Не боюсь я Есямэту, не боюсь Тэбко, не боюсь Сероко! — засмеялся Хосейка. — Слушай песню.

Нярвей удивленно уставилась в открытый рот мальчика. Разве он нормальный: не боится, что ему разобьют нос!

Оленей быстро я запряг,
Вперед! На Север! Эй! Вперед!
Полозья свищут. Стонет лед.
Я привезу тебе, Ямал, привет!

Хосейка прочитал начало стихотворения и замолк. Нярвей удивленно смотрела на мальчика.

— Понравилось? — требовательно спросил Хосейка. Он понимал, что стихи требовали слушателей. Молчаливая Лапа всегда его хорошо слушала, но она никогда не хвалила его и не ругала.

— Ты придумал?

— Сам.

— Почему ты такой врун, Хосейка? — засмеялась Нярвей. — Маленький, а врешь… Как барон Мюнхгаузен… я читала. Он был самым большим вруном! Ты рыбу в нарты запрягал, а он шомполом всю стаю уток сразу убил…

— Я врун?.. Рыбу поймал большую, не мог вытащить, чуть в лунку не попал… — Хосейка сжал кулаки и угрожающе двинулся на Нярвей. — Я написал… придумал… Я давно научился… Разуй глаза, слушай!

Отчего мне так хочется петь?
Отчего мне так хорошо?
Никто не знает!
Полетит мой аргиш
Сквозь ветер и пургу,
Весь яркий, весь в снегу.

По мере того как Хосейка громко читал, глаза у Нярвей округлялись. Она ближе подвинулась к мальчику, стараясь не проронить ни одного слова. Сколько раз она сама летела на нартах! Как точно он отыскал слова: «Сквозь ветер и пургу, весь яркий, весь в снегу!»

Вот почему мне так хочется петь!
Вот почему мне так хорошо.
Полетит мой аргиш
К Щучьей глубокой реке,
Полетит по широкой равнине,
Все узнают,
Отчего мне так хочется петь!

— Сам придумал?

Хосейка не вытерпел и дернул Нярвей за косу.

— Сказал — сам. Я не врун. Рыбу ловил. Не мог вытащить. Я нашел, где спит Нгер Нумгы.

— Кто спит? — удивленно переспросила Нярвей и на всякий случай отбежала подальше от Хосейки. Не поймет она его: один раз говорит хорошо, другой — как больной. Где он видел, чтобы звезды с неба приходили спать на землю?

— Полярная звезда. Не веришь, да? Я тебе покажу, где спит Нгер Нумгы! Хосейка не врун, он не барон Мупаузен! Да, не врун!

— Не Мупаузен, а Мюнхгаузен, — и Нярвей поджала губы.

— Все равно! — Хосейка схватил Нярвей за руку и потащил к большим красным камням, повернулся и угрожающе погрозил ей кулаком.

— Тихо, смотри не разбуди! — он осторожно ступал на цыпочках, чтобы под ногами не хрустнула ни одна веточка, не прокатился ни один, даже самый маленький, камушек.